Алексей Варламов: «Любые вложения в гуманитарную сферу оборачиваются добром»

Алексей Николаевич Варламов – личность многогранная и созидательная. Прозаик, публицист, исследователь истории русской литературы ХХ века. Дважды лауреат национальной премии «Большая книга», лауреат Патриаршей премии, лауреат Литературной премии Александра Солженицына, а также других престижных литературных наград. С 2014 года он возглавляет Литературный институт имени Горького, который за эти годы преобразился буквально на глазах и внешне и внутренне. Отреставрированная усадьба обрела второе рождение. Сохранив лучшие традиции этого учебного заведения, Алексей Николаевич ввел новые творческие семинары, их ведут как мэтры русской литературы, так и писатели нового поколения. Самое главное: все, за что берется А. Н. Варламов, – делается с любовью, это работа вдолгую. Он обладает большой объединяющей силой, создает творческую благоприятную среду для развития таланта. С его приходом в Литинституте стали преподавать самые яркие и интересные современные писатели: Леонид Юзефович, Андрей Геласимов, Андрей Волос, Алексей Слаповский, Александр Снегирев и другие. Наша беседа прошла в стенах Литинститута накануне двух больших юбилеев: 23 июня Алексей Николаевич отметит личный юбилей, а в декабре состоится чествование по случаю 90-летия Литинститута. Рубрику ведет Светлана Зорина, главный редактор журнала «Книжная индустрия».

– Алексей Николаевич, вы создали восемь оригинальных биографий писателей и мыслителей ХХ века: это Михаил Пришвин, Александр Грин, Алексей Толстой, Григорий Распутин, Михаил Булгаков, Василий Шукшин, Андрей Платонов, Василий Розанов. Все эти герои как бы связаны друг с другом. Почти все они родились в XIX веке, воспитывались в дореволюционной системе ценностей, входили в литературу в Серебряном веке. А дальше их судьбы так или иначе преломлялись через русскую революцию 1917 года. Как происходит выбор Личности для вашего исследования? Что вам прежде всего интересно в вашем герое?

– Мне очень приятно, что наша встреча проходит в Литературном институте. Я его младше на 30 лет, но это очень дорогое для меня место. Что касается вашего вопроса, то все очень прозаично: как с издательством договорились, так и делаем. Книжки в серии «ЖЗЛ» пишутся по заказу. Никакого особенного замысла или сверхидеи в выборе этих имен нет. Это предметный конкретный разговор автора и издателя: что интересно издателю, что интересно мне.

Действительно, большинство моих героев, за исключением Шукшина, – это люди, которые родились в XIX веке, воспитывались и взрослели в одной системе ценностей, а дальше сталкивались в какой-то период своей жизни с этим гигантским разломом, который случился в русской истории после Октябрьской революции 1917 года. Дальше каждый по-своему выстраивал свои отношения с властью, с новой жизнью, новой действительностью, новыми обстоятельствами и правилами. Конечно, следить за этим было чрезвычайно интересно. Но, повторяю, такая последовательность героев, которая случилась, – это не какой-то мой хитроумный замысел. Просто так случилось.

– И все же, конечно, каждый из них – большая личность. Разгадать ее – сложное и интересное занятие. Давайте начнем с биографии В. В. Розанова. Эта книга получила в 2022 году премию «Большая книга», одну из самых престижных национальных наград. Почему, собственно, Василий Васильевич Розанов? Фигура противоречивая: он как губка впитывал и отражал дух времени – двойственного, неопределенного. Сколько копий было сломано вокруг этой личности, сколько написано исследований. Мне понравилось, как Михаил Михайлович Пришвин сказал: «Розанов – это послесловие русской литературы». А что увидели в этой фигуре вы? Чем он вам интересен?

– Согласитесь, если бы герой был однозначный и непротиворечивый, о нем было бы неинтересно писать. Все, что вы о нем сказали, – это, скорее, аргументы в пользу подобного выбора. Я долгое время вообще не знал о том, что был такой писатель, такой философ. Я учился в Московском университете в 80-е годы, на лекциях нам ничего про Розанова не говорили. Я открыл его для себя уже в конце 80-х – начале 90-х, в период перестройки и гласности. Тогда это имя стало возвращаться. Конечно, он меня поразил своим стилем, парадоксами, искренностью и откровенностью. Эта биография – последняя из мною написанных на сегодняшний день. Тем не менее Розанов встречался в биографиях других моих героев. В биографии Пришвина прежде всего у них были такие сложные отношения учителя и ученика. В Елецкой гимназии Пришвин был нерадивым гимназистом, Розанов – нерадивым учителем, и они как два петуха клевали друг друга. Кончилось тем, что Розанов выгнал Пришвина из гимназии с волчьим билетом. Так вот, Розанов у меня отложился как очень любопытная фигура.

Потом Розанов встретился в биографии Григория Распутина. В принципе, к Григорию Распутину отношение, скорее, у всех было отрицательное, в том числе у философов Серебряного века: Бердяева, Булгакова, Мережковского. А у Розанова, наоборот, очень положительное, он высоко отзывался об этом человеке. Потом Розанов встречался в биографии Андрея Платонова, для Андрея Платоновича эта личность много значила. Так я ходил кругами вокруг Розанова и в конце концов пришел к нему.

– Розанова можно назвать первым русским блогером. В книгах «Опавшие листья», «Уединенное» он, по сути, совершил революцию русского языка.

– Да, это, с одной стороны, так. С другой стороны, блогеров много, а Розанов один. Чем он отличается от тысяч, а на сегодняшний день миллионов своих вольных или невольных подражателей, многие из которых, я думаю, даже не знают о его существовании? Что такое он сделал, как он подбирал слова? Почему эти его записи, его «Опавшие листья» остались в истории, а все остальное бесследно уходит и превращается в мусор? Это, конечно, большой вопрос. Не могу сказать, что у меня есть на него ответ. Очень бы хотелось думать, что каждая биография – это разгадка, но я думаю, ничего подобного не происходит. Человеческая личность настолько сложна (а личность писателя вдвойне), что было бы большим самомнением считать, что ты написал книгу и человека разгадал. Так ты, может быть, приблизился к нему, что-то приоткрыл, что-то предначертал, запеленговал как какое-то небесное тело, которое летит по своей траектории. Но раскрыть невозможно.

С артистами Российского академического Молодежного театра

– Мне понравилось ваше емкое определение Розанова как «коллективного русского Карамазова», который действительно вобрал в себя очень разные черты, порой совершенно несовместимые в одном человеке.

– Это очень по-русски – эти крайности, которые были ему свойственны, эти метания от одного полюса к другому. Чего бы это ни касалось: христианства, церкви, русской истории, национальных вопросов, отношения к русской культуре, русской классике, русской революции, русскому государству. Он говорит сначала «да» и потом говорит «нет». И в этом сам Розанов, в этом его уникальность, которая очень раздражала многих его современников (и потомков тоже раздражает): он производит впечатление человека крайне беспринципного, непоследовательного. Хотя на самом деле, если вдуматься глубже, то, конечно, какая-то последовательность в его взглядах есть.

– Михаил Пришвин – один из тех писателей, кто всю свою жизнь занимался самопознанием, размышлял о природе таланта, природе творчества. Его дневники – «душа человека в ее сокровенных переживаниях» – стали для меня открытием последних двух лет, настолько они созвучны нашим дням. А что для вас было самым важным в исследовании вашего героя?

– Пришвин, с моей точки зрения, прожил абсолютно идеальную жизнь: и писательскую, и человеческую. Если грубо говорить, то советское время либо загоняло несогласных с властью писателей в подполье, либо заставляло их лгать и приспосабливаться к существующим условиям. Вот так, чтобы человек прожил жизнь, как он хочет, но при этом не торговал собой, не лицемерил, не продавал себя, – таких примеров очень мало. Пришвин сумел. Сумел прожить жизнь, не дав себя согнуть, написал для современного читателя те книги, которые считал нужным написать. И отсюда, собственно, его репутация тонкого знатока природы, то есть он нашел нишу, достаточно безопасную тему. В Советском Союзе все это признавалось и приветствовалось. Но для нас с вами он вел дневник. Конечно, этот дневник полон крамол, полон самых неожиданных, парадоксальных, жестоких, иногда страшных и прекрасных мыслей, за которые его посадили бы 10 раз. Но он был мужественным человеком.

– Читая его дневник, кажется, что он пишет исключительно для себя.

– Он вел его для нас. Для Пришвина понятие «читатель» было очень важно. Он вел дневник и понимал, что его когда-нибудь прочтут. Это как бросить бутылку в океан, но твердо знать, что эта бутылка попадет в правильные руки. И она действительно попала в правильные руки, и публикация пришвинского дневника, я помню, в 90-е годы была целым событием. Это его взгляд на ключевые события нашей истории. Он вел дневник – шутка ли! – полвека: примерно с 1905 по 1954 год. Вся первая половина XX века во всем его драматизме, все ключевые события той жизни – все в его дневнике. Для меня это лучший учебник русской истории. Сегодня все спорят про единый учебник: тот, кто прочитает 18 томов пришвинского дневника, сможет понять нашу историю.

– Абсолютно точно. Я надеюсь, сейчас, к 155-летию Михаила Михайловича, все-таки переиздадут этот дневник.

– На самом деле его только-только успели закончить издавать. Это серьезное научное издание с комментариями. С другой стороны, трудно сегодня, к сожалению, представить молодого читателя, который сможет прочесть все эти 18 томов. Мы, кстати, в Литературном институте для наших студентов недавно выпустили такую книжку – подборку пришвинских высказываний на тему творчества. Он очень много размышлял о философии и тайнах творчества. Мы собрали все эти высказывания в один томик, и получилась очень удачная книга. В принципе, по этому пути можно идти, делать какие-то выборки из его дневника по наиболее острым, ключевым темам. Для современного читателя это будет более удобный формат. А продвинутые люди, которые захотят узнать больше, уже после этого будут читать, как вы, все подряд.

– Вы создали биографии почти десятка выдающихся русских литераторов. При этом, как вы сами признались в одном из интервью: «Они мне все не очень близки, кроме Андрея Платонова». Это писатель, которого вы любили как человека изначально. А после написания книги не разочаровались?

– Мне особенно дорого говорить о Платонове в этой усадьбе, потому что здесь, на Тверском бульваре, находилась его квартира, здесь он прожил последние 20 лет жизни. У него есть замечательный рассказ «Любовь к Родине, или Путешествие воробья». Его действие как раз происходит на Тверском бульваре. Мы все ищем русскую идею, проводим уроки патриотизма – у Платонова надо все это брать и применять.

Конечно, Платонов с моей точки зрения – писатель номер один в XX веке. Именно он смог глубже всех понять сущность произошедшего с Россией, с русским человеком. Андрей Платонович – абсолютно признанный классик, о нем написано огромное количество книг, диссертаций, монографий, статей. Как-то Олег Павлов (тоже замечательный писатель, который учился и преподавал в Литинституте и очень любил Платонова) сказал, что строки Платонова, все его книги пропущены сквозь синхрофазотрон, все это изучено. Это правда. С другой стороны, биографии Платонова, просто рассказа о его жизни, семье, жене, сыне, его друзьях, врагах, до меня написано не было.

Самый простой вопрос: Платонов красный или белый? За советскую власть или против советской власти? Сказать, что он белый, – невозможно, потому что вся публицистика Платонова, вся жизнь Платонова, все его высказывания свидетельствуют о том, что это был советский писатель в самом глубоком смысле этого слова. Он бесконечно любил революцию, советский проект: религиозно относился к идее социализма и коммунизма, верил в это, как люди верят в Бога.

С художественным руководителем РАМТа А. В. Бородиным и драматургом Полиной Бабушкиной

С другой стороны, трудно найти в русской литературе XX века писателя, которого пинали, критиковали, зажимали больше, чем Платонова. Надо сказать, делали это оправданно, потому что большей крамолы, большей ереси по отношению к тому, что было Платонову дорого, трудно найти. Его роман «Чевенгур» – это фактически обвинение русской революции, но обвинение, написанное с любовью и состраданием.

Вот, например, Булгаков – второй гений, тоже, кстати, связанный с нашей усадьбой, здесь проходило действие романа «Мастер и Маргарита». Булгаков не любил советскую власть – это понятно. Советская власть не любила Булгакова – это тоже понятно. Это, в конце концов, было справедливо: ты не любишь нас, мы не любим тебя. Платонов любил советскую власть, она его не любила. Вот это, конечно, парадокс. Это несправедливость, которая была явной по отношению к нему.

В то же время в этом была какая-то закономерность, потому что «Чевенгур» – роман о революции, «Котлован» – история о коллективизации. Более страшной об винительной книги о том, что сделала советская власть с народом, с крестьянством, как происходил фактически геноцид русского народа руками собственного государства, трудно себе представить. Это не Солженицын написал, не Шаламов, не Бунин, не тот же Булгаков. Это написал человек, который все это любил. Но его свидетельство тем и дороже, что он пишет, не ставя себе цель насмехаться, презирать, ниспровергать, отрицать. Нет, он пишет именно с любовью и мукой, но пишет правду такой, какая она есть. Это для меня в Платонове самое дорогое.

– Платонов – это еще и невероятный язык. Он выстраивает абсолютно свое художественное и языковое пространство.

– Это абсолютно так. У него был какой-то совершенно поразительный слог, он чувствовал те изменения, которые произошли в языке, в обществе, в культуре. Вот этот громадный слом, сдвиг. Если большинство писателей, воспитанных на классической русской традиции, этому сопротивлялись (у Бунина хорошо чувствуется – не принимать это окаянство), то Платонов, наоборот, этим окаянством жил. Оно изначально было ему дорого.

Вот как победили туберкулез? Кок сделал себе прививку. Помер не помер, но во всяком случае для того, чтобы победить туберкулез, надо было им переболеть. История Платонова – история человека, который добровольно отравился этим безумием советского проекта, потому что верил в него и любил его. И только так он смог выразить сущность произошедшего в России. Выразить так, как не мог выразить ни Бунин, ни Булгаков. Они только отрицали, а это всегда легче.

– Чтобы понять, нужно любить.

– Конечно. «Собачье сердце» – это гениальная книга. Легко смеяться над Шариковым. А ты напиши Шарикова с любовью, а ты пойми трагедию этого человека. Платонов проявляет любовь к падшим созданиям, причем не в форме какого-то юродства, хотя юродства в нем, конечно, было много. Неслучайно у Платонова, например, есть рассказ «Осьмушка» – маленький рассказ, детский, можно сказать. Он про червяка. Платонов описывает червяка как какое-то удивительное, живое и прекрасное существо. У Горького, например: «Вы на земле проживете, как черви слепые живут, ни сказок о вас не расскажут, ни песен о вас не споют…» А он взял и рассказал сказку про слепого червяка, он спел песню про слепого червяка. Для него не было ничего ничтожного. Вот что такое Платонов.

В студии программы «Агора»

– Невероятная любовь, вы правы. Именно через любовь можно познать мир. Павел Басинский в одном из интервью, наоборот, упрекает нашу современную литературу в том, что в ней мало добра, мало любви. Насколько вы согласны с этим? Как вы оцениваете современную русскую литературу? Или она слишком близка для нас, чтобы оценивать?

– Во-первых, близка. Во-вторых, мне кажется, что общая температура по больнице никогда ни о чем не говорит. Есть писатели, у которых мало добра, есть писатели, у которых много добра. Просто так сказать, диагноз поставить всей русской литературе, мне кажется, это слишком смело. Конечно, Павел Валерьевич – человек опытный, известный критик, он может себе позволить любое суждение, но тут всегда можно возразить. Например, романы Евгения Водолазкина «Лавр», «Чагин» – это очень добрые книги. Можно взять роман Дмитрия Данилова «Саша, привет!» – хотя там трагическая история рассказывается, все равно в этой книге тоже много и доброго, и светлого. Или книги Гузель Яхиной, которую сейчас все кому ни лень пинают абсолютно несправедливо, на мой взгляд. Последний ее роман «Эшелон на Самарканд» – удивительно добрая книга о том, как в страшных условиях Гражданской войны, в страшных условиях голода в Поволжье объединяются люди, которые не могли бы объединиться: чекисты и бандиты, белые и красные, радикальные басмачи исламисты и православные священники. Все они объединяются, чтобы спасти детей. Очень добрая книга. На самом деле таких примеров, если задуматься, можно привести немало.

– Пройдет время, и именно по текущей нашей литературе потомки смогут понять, чем жили люди в начале XXI века. Какие книги вы бы отнесли к таким эпохальным произведениям?

– Тут я точно не возьмусь быть предсказателем, думаю, этого наверняка никто не знает. Названные мною Евгений Водолазкин, Гузель Яхина, Дмитрий Данилов – их книги очень многое говорят о нашем времени. К этому списку можно добавить Алексея Иванова, Дмитрия Быкова, Захара Прилепина. Писатели с самыми разными взглядами, убеждениями, но тем не менее они все – часть русской литературы, которая сегодня в значительной степени расколота. Но русская литература часто бывала расколота, а потом все равно на полках стояли рядом книги Бунина и Шолохова, Платонова и Серафимовича, Солженицына и Бондарева. Это нормально, на мой взгляд. Несовпадение жизненных позиций не означает, что тебя вычеркивают из литературы. Это невозможно.

– С 2014 года вы возглавляете Литературный институт. Как он изменился за эти годы? Как встречает свой 90-летний юбилей?

– Я бы возразил против акцента на слове «изменился»: с моей точки зрения, образование вообще вещь консервативная. И должна быть консервативной: чем меньше мы меняем в образовании, тем лучше. От этих реформ только люди страдают. Поэтому я не ставил своей целью что-то кардинально менять. Литинстиут – учебное заведение с прекрасной историей, замечательными традициями. Коль скоро мы стали говорить об этой расколотости русской литературы, которая иногда усиливается, иногда ослабевает, как раз в Литинституте ее всегда пытались преодолеть. Здесь учились Ахмадулина, Евтушенко как представители условно либерального направления русской литературы, так и Василий Белов, Николай Рубцов – почвенники. Здесь работали преподаватели с разными взглядами. Главным всегда был талант. И мне было важно сохранить такую широту Литинститута, которая на самом деле корнями уходит еще в XIX век… Здесь родился Герцен, здесь собирались славянофилы. Вот эта открытость усадьбы самым разным течениям русской мысли – это то, что надо было обязательно сохранить. Конечно, что-то менять в Литинституте было необходимо: пересмотреть учебные программы, учебные курсы. Самая главная наша кафедра – кафедра литературного мастерства. Естественно, мне хотелось пригласить к нам самых ярких, интересных современных писателей. Что-то мне удалось: после моего прихода здесь стали работать такие замечательные современные авторы, как Андрей Геласимов, Андрей Волос, Алексей Слаповский, Виктор Куллэ и Владислав Артемов. С прошлого года у нас работает Леонид Юзефович, которого я считаю одним из крупнейших современных авторов. Из более молодого поколения – Александр Снегирев. Ну, а кроме них в Литинституте давно преподают Евгений Рейн, Евгений Сидоров, Руслан Киреев, Олеся Николаева, Александр Сегень, Михаил Попов – люди очень разные, но, безусловно, одаренные.

Они работают, они ведут семинары, и это очень важно. Менять какие-то программы и планы – все это схоластика. В образовании самое главное – личное общение, возможность приглашать сюда людей, которые состоялись в литературе. Общение с ними может очень многое дать студенту. Это самое главное, что мы сделали.

На отдыхе в Карелии

– За эти годы усадьба буквально на глазах преобразилась и внешне!

– Да, реставрация усадьбы на меня свалилась вынужденно, я к этому совершенно не был готов. Когда я вступил в должность, она находилась в ужасном состоянии, тут все сыпалось, валилось. Мне кажется, в центре Москвы не было более ужасного здания.

Сейчас ценой невероятных усилий нам удалось эту реставрацию завершить. Это изменение, превращение уже рассыпающегося памятника архитектуры в отреставрированную усадьбу – этим изменением можно гордиться. Но это не только моя заслуга, а всего коллектива. Обычно, когда приходит новый ректор, он приводит свою команду. В моем случае ректорство было достаточно странное. Как правило, ректором учебного заведения становится человек, который идет к этой должности постепенно, по ступенькам. Сначала он возглавляет кафедру, потом становится замдекана, деканом, проректором, потом ректором. В моем случае все было не так. Я всю жизнь был просто профессором Московского университета, никем никогда не руководил. А в Литинституте я вел творческий семинар, не более того. И вдруг поступило предложение стать ректором. Конечно, самой первой была мысль от этого отказаться, но я подумал: «Откажусь, а потом буду жалеть. Потом буду думать: «Вот, сейчас был бы ректором Литинститута…»

– И как прошло это испытание властью?

– Даже не властью, это авантюра с моей стороны была, некоторое легкомыслие. Я пришел сюда одиночкой, без команды. Я очень благодарен тем людям, которые поначалу отнеслись ко мне довольно настороженно. Хотя я вел здесь семинар прозы, но все-таки был для них чужим. Они меня приняли в конце концов, я сумел их убедить, что нам хорошо будет вместе работать, у нас сложилась действительно классная история, хороший административный корпус. Я очень люблю всех этих людей, своих проректоров и другие службы, которые как раз реставрацией занимались. Вот это для меня тоже важная часть жизни.

Моя жизнь очень сильно изменилась. До этого я ходил на работу раз в неделю, максимум два раза в неделю – был свободным профессором. Сейчас я хожу на работу каждый день. Это удивительно, я бы в это не поверил, но хожу без отвращения, а даже с радостью. Это редкий случай, когда человек с радостью идет на работу и с радостью идет домой. Этот образ жизни мне очень дорог, поэтому я Литинституту безумно благодарен за все, что здесь происходит.

– Мне кажется, это и ответная большая радость для самого Литинститута. Вы как раз фигура, объединяющая всех: и правых, и левых. Вы сохраняете традиции, даете таланту расти и развиваться, создаете благоприятную творческую среду.

– На самом деле скелетов в шкафу тоже хватает, сложностей хватает. Не все так гладко и идиллично, как хотелось бы, но это интересно. Я могу сказать, что почти девять лет прошло, но я об этом не жалею.

– Сейчас мы много говорим о необходимости поддержки писателей, видим, как энергично работает Ассоциация союзов писателей и издателей России, как активно продвигаются молодые авторы. Обсуждается закрепление статуса профессии «писатель» в обществе. А что вы считаете самым главным для поддержки писателей, на что важно обратить внимание?

– Не надо строить иллюзий, не надо думать, что если мы сейчас будем всех поддерживать, то завтра у нас появится Шолохов, Толстой, Бунин, Горький или кто-то еще. Рождение писателя, становление писателя – это вещь абсолютно таинственная и непредсказуемая. Конечно, можно прийти в литературу, минуя Литинститут, есть много примеров писателей, которые состоялись и без нас. Но есть очень хорошие писатели, которые вышли из этих стен и которые Литинституту благодарны. Я всегда говорю, что Литинститут – не единственный, но хороший путь в литературу. Это такой бонус, который дает вам судьба, когда вы можете пять лет учиться, заниматься любимым делом в этом прекрасном месте. И это как раз помощь государства, потому что мы – государственное бюджетное федеральное учебное образование. То же самое касается и деятельности АСПИР, и каких-то других мероприятий, когда государство дает деньги для того, чтобы люди могли ездить в писательские резиденции, принимать участие в совещаниях молодых писателей, совершать творческие командировки.

Только нужно правильно понимать, что эту историю не надо бюрократизировать. Не надо думать, что мы сейчас вложили денежку, а завтра на этом поле вырастет дерево с золотыми монетами. Скорее, наоборот, вы закопали денежку, а когда из нее что-то вырастет – никто не знает. Но закапывать все равно надо, потому что так или иначе любые вложения в гуманитарную сферу оборачиваются добром, на мой взгляд. Тот факт, что государство поддерживает сегодня литературу, – это правильно, это хорошо.

Светлана Зорина и Алексей Варламов на записи интервью в Литинституте

– Это такая игра вдолгую, что называется.

– Да, это игра вдолгую, вы абсолютно правильно сказали. Это игра с непредсказуемым результатом. Это тоже надо понимать. Я уверен, что литературой нельзя управлять, не надо строить иллюзий, что литература будет обслуживать чей-то интерес. Литература – это кошка, которая гуляет сама по себе. И у нее своя история. Опять же, как было после 1917 года, когда люди становились врагами, писатели становились врагами, а сегодня они стоят на книжных полках рядом. Так было всегда, так будет всегда. С точки зрения высокой культуры надо поддерживать и тех и других.

– Ваша жизнь изменилась за время ректорства. А остается ли время для творчества? Ведь писателю всегда важно быть наедине с самим собой, со своим письменным столом. Какие у вас творческие замыслы, планы?

– У меня нет привычки рассказывать о ненаписанных книгах. Тем не менее, если бы этот стол составлял я (А. Н. обращается к своим книгам, лежащим на столе), я бы добавил несколько книжек своей прозы. Помимо биографий я пишу художественную прозу. За последние годы у меня вышло два романа: «Мысленный волк» и «Душа моя Павел». Собственно, роман «Душа моя Павел» я писал, когда уже стал ректором. Для меня стать ректором было трудно по двум причинам: первую я назвал, а вторая заключалась в том, что вся моя жизнь перед этим была связана с Московским университетом и мне надо было оттуда уйти. Психологически для меня это было очень тяжело: писать своей рукой «Прошу уволить меня по собственному желанию…». Но я все-таки решился это сделать и подумал, что сейчас напишу про университет. Это последний поклон, я должен сказать слова благодарности своей альма-матер. Так и родился роман «Душа моя Павел». Он создавался именно здесь в какие-то свободные часы, которые ректор крал у писателя или писатель крал у ректора. В любом случае здесь я написал этот роман, он для меня очень дорог. Я очень рад, что у него такая хорошая читательская аудитория, его все время переиздают. Есть замечательная инсценировка этого романа в РАМТ [Российском академическом молодежном театре]. Алексей Бородин сделал прекрасный, феерический спектакль, он все время идет с аншлагами. Для меня это тоже предмет радости и гордости.

– Да, ожидалась и экранизация вашего романа «Мысленный волк».

– Мы хотели сделать кино, но, к сожалению, деньги на него не нашли. Владимир Хотиненко прочитал текст. Может быть, это все впереди. Но в любом случае я сейчас больше сосредоточен на собственной прозе, а не на биографиях.

– И это замечательно! Я с большим удовольствием поздравляю вас с двойным юбилеем: личным и с 90-летием Литинститута. Сил, здоровья, вдохновения на новые произведения. Спасибо вам большое!

– Спасибо!

Опубликовано в журнале «Книжная индустрия», №4, май-июнь, 2023