Хан Ган. Свет и нить

В январе прошлого года, разбирая кладовку перед переездом, я наткнулась на старую коробку из-под обуви, в которой обнаружила около десяти своих детских дневников. Среди них лежала тонкая книжка на пружине, на обложке которой карандашом было написано «Сборник стихов». Маленькая книжка формата A5, из пяти листов грубой бумаги, сложенных пополам и скрепленных степлером. Под заголовком были нарисованы две кривые линии в форме лестницы: одна лестница из шести ступеней поднималась слева, вторая лестница из семи ступеней спускалась вправо. Это своего рода обложка? Или всего лишь каракули? На обороте были написаны год, 1979, и мое имя, а внутри — всего восемь стихотворений, аккуратно записанных тем же карандашом, что и заголовок. Внизу каждой страницы стояли различные даты в хронологическом порядке. Среди наивных и неумелых строк, написанных восьмилетним ребенком, мне бросилось в глаза стихотворение, датированное апрелем. Оно начиналось так:

Я мгновенно перенеслась на сорок лет назад, в тот день, когда я сделала эту книжку. Короткий карандаш с колпачком на конце, мусор от стирательной резинки, большой железный степлер, который я тайком взяла из комнаты отца. Я вспомнила свои чувства, когда узнала, что мы скоро переедем в Сеул — мне захотелось собрать воедино стихи, которые я писала на обрывках бумаги, в тетрадях и учебниках, а также в дневниках. И даже вспомнила, что после того, как я сделала «Сборник стихов», я почему-то почувствовала, что не хочу его никому показывать.

Прежде чем убрать дневники и эту книжку обратно в обувную коробку, я сфотографировала страницу с этим стихотворением на телефон. Я почувствовала, что несколько слов, написанных восьмилетним ребенком, как-то связаны со мной сейчас. С моим сердцем, что бьется в груди. С нашими сердцами. Золотая нить, что их соединяет — нить, излучающая свет.

Четырнадцать лет спустя, в первый раз опубликовав стихотворение, а в следующем году короткий рассказ, я стала «писателем». Ещё через пять лет я опубликовала свой первый роман, над которым работала примерно три года. Мне нравилось писать те стихи и рассказы, я до сих пор их люблю, но работа над романом была особенной. Роман требует времени, от года до семи лет, и этот процесс сочетался с различными переменами в моей личной жизни. Именно это мне и нравилось. Несмотря ни на что, я могла погрузиться в важные, неотложные вопросы и пребывать среди них столько, сколько хочется.

Каждый раз, когда я пишу роман, я живу с вопросами, которые в нём ставлю. Когда я исчерпываю вопросы — не находя на них ответа — тогда роман становится завершенным. Я уже не тот человек, что был в начале работы над романом — пока он рождался, многое изменилось — и именно из этого нового состояния я опять начинаю писать. Новые вопросы накладываются на старые, как цепочка или домино, и подталкивают меня к началу следующей истории.

С 2003 по 2005 год, во время написания своего третьего романа «Вегетарианка» , я находилась в окружении нескольких болезненных вопросов. Может ли человек быть совершенно невиновным существом? Насколько глубоко мы можем отказаться от насилия? Что происходит с теми, кто отказывается принадлежать к виду, называемому человеком?

Решив не есть мясо в знак отказа от насилия — а в конце концов отказавшись от любой пищи и питья, кроме воды, и полагая, что она превратилась в растение — Ён Хэ, главная героиня "Вегетарианки", оказывается в ироничной ситуации: в попытке спастись она лишь приближается к смерти. Ён Хэ и её сестра Ин Хэ, еще одна главная героиня, беззвучно кричат во время ужасных ночных кошмаров и, в конце концов, они оказываются вместе. Я надеюсь, что Ён Хэ выживает, поэтому последняя сцена происходит в машине скорой помощи. Машина мчится сквозь зелёные деревья, подобные пылающему огню, а сестра Ён Хэ упрямо смотрит в окно, словно ожидая ответа или протестуя против чего-то. Весь роман — словно длящийся вопрос, пристально вглядывающийся, сопротивляющийся и ожидающий ответа.

Полную версию перевода читайте на godliteratury.ru

Фото: социальные сети Нобелевской премии