Человек, стремящийся познать 64 искусства

Сергей Михайлович пригласил нас к себе – в большую двухэтажную квартиру-студию с выходом на крышу дома, где можно готовить барбекю, принимать гостей. Квартира напоминает сложно устроенный шкаф со множеством небольших стильно оформленных уголков; всюду книги. В ней создан домашний музей современного искусства, проходят выставки картин, поэтические вечера, театральные постановки; одним словом, это уютное пространство для встречи с друзьями и общения. Гостиная очень демократична и одновременно индивидуальна, все продумано до мелочей: над ее созданием хорошо поработали несколько профессиональных дизайнеров интерьеров. А хозяин основательно во всё вникал и принимал активное участие в оформлении пространства. Во всем чувствуется его присутствие. На стенах, кроме купленных и подаренных Сергею Макаренкову картин современных художников, мы обнаружили красивейшую танку с изображением Махакалы – защитника и охранника учения Будды. И естественно, что решили спросить о происхождении этого изображения.

– С. М.: Это работа русского художника, который живет в Дхарамсале, резиденции Далай-ламы, уже двадцать лет. Создал целую школу, пишет буддийские иконы для монастырей и для Его святейшества.

– Г. Г.: С самим Далай-ламой удалось встретиться?

– С. М.: Да, я был на аудиенции Далай-ламы. На встречу отводилось 15 минут, и можно было лично задать свой главный вопрос.

– Г. Г.: Какой вопрос задали Вы?

– С. М.: Я не знаю, я сломал голову: что есть главное? Мы проговорили вместо 15‑ти минут часа полтора. Это был разговор обо всем. О том, как Далай-лама воспринимает буддизм в России, как он относится к Китаю, обсуждали светские темы. Но когда дело дошло до главных вопросов, попытки их сформулировать (причем у всех – мы не сговаривались) превращались в какую‑то вроде правильную, но немножко надуманную историю. Сегодня, мне кажется, не существует главных вопросов. Точно так же, как нет главных ответов.

– Г. Г.: Вы все‑таки смогли сформулировать для себя этот вопрос или нет?

– С. М.: Я – нет.

– Г. Г.: Вы его не задали?

– С. М.: Я его задал. Но это был не мой вопрос.

– С. З.: А какой вопрос, если не секрет?

– С. М.: Это был важный вопрос – вопрос ценностей. Что для него как для человека, который является духовным лидером огромного количества людей, главой правительства, важнее: проблемы, существующие в мире, или то, что происходит в Тибете? Он задумался, перешел с английского на тибетский (благо с нами был переводчик) и сказал: «Конечно, мир больше. Но камень, брошенный, например, во Вьетнаме, обязательно отзовется где‑нибудь на другом конце Земли… Я ответственен за свой народ – я буду со своим народом до конца».

– С. З.: А каковы Ваши жизненные ценности, ориентиры – что для Вас является главным?

– С. М.: Честность, благодарность, восприимчи­вость к изменениям в мире, внутренняя свобода («жизнь не вне морали, а до морали»), любовь к жизни.

Мне неинтересны «мертвые» люди, которым неинтересно жить, работать, что‑то создавать, придумывать. Я не люблю людей, которые уничтожают на своем пути всё.

Возможностей в мире гораздо больше. Я отношусь к категории людей, которым ближе принцип конкретного и разного, нежели единого и универсального.

Для меня очень большой ценностью является возможность самоотдачи. Если ты что‑то делаешь, то иди до конца во всем, даже если моешь пол. (Это я вспоминаю работу мойщика полов на АЗЛК в студенческие годы. Тогда я гордился качеством своей работы.)

Не всегда возможно стать лучшим. Но по крайней мере нужно делать всё для того, чтобы твой труд был выполнен наилучшим образом.

Большая ценность для меня – юмор. Я считаю, что в достаточной степени серьезные вещи всегда немного смешные – начиная с рождения и заканчивая смертью.

А еще большая ценность – это доброжелательность. Быть доброжелательным очень важно для человека.

– Г. Г.: Если говорить о Ваших жизненных авторитетах в прошлом и настоящем – кто эти люди? На кого Вы хотели бы быть похожим?

– С. М.: О, я хотел бы быть быстрым как Усейн Болт, метким как Робин Гуд, мудрым как черепаха Тортилла, авантюрным как Остап Бендер, добрым как мать Тереза, красивым как Тарзан и т.д. И таких авторитетов не перечесть. Это выстрел в мозг.

Быть похожим на самого себя – это великое счастье.

– Г. Г.: Есть еще люди кроме Далай-ламы, которые Вас впечатлили в жизни?

– С. М.: Да, конечно, меня впечатлило мое знакомство с Шарлем Азнавуром, его приглашение в Париж на свой концерт. Впечатлили Леонард Коэн (мы издавали его роман, а потом я услышал его песни и увидел его самого), Экхарт Толле, дружба с Бернаром Вербером, большим русским поэтом Владимиром Алейниковым, арбатским философом Алексеем Варламовым.

Мой тренер по легкой атлетике Николай Ильич, оказавший на меня очень сильное влияние, мой учитель по йоге Саджи – это тоже целый мир. Он индус; недавно приезжал, останавливался у нас дома. Это человек, который живет совершенно вне нашей обыденной обстановки, таких людей нельзя загонять в социум…

Аргентинский маэстро Себастьян Арсе открыл мне мир аргентинского танго.

…Я мог бы долго перечислять людей, которые помогали мне, с теплом ко мне относились.

– Г. Г.: Если описывать Вас, это «я и мои друзья»?

– С. М.: Я и мой мир, скорее. В нем не только люди…

У меня много друзей осталось с детства, вернее, с юности. Есть такие мужские компании, которые могут собираться раз в год, раз в два года и куда‑то выезжать, а потом снова расставаться. Все занимаются своими делами, но если кто‑то крикнет: «Давайте поедем на лыжах!» – мы тут же можем уехать в Индию, на Эльбрус.

Есть костяк настоящих старых друзей, которым ничего от тебя не нужно и тебе от них тоже. Единственно, что нужно, – это понимание, что мы всегда можем встретиться, поговорить. Мы рады видеть друг друга. Искренняя радость видеть друг друга – это совершенно сумасшедшее состояние.

– С. З.: Появляются новые друзья?

– С. М.: Новые открытия появляются. Я иногда провожу у себя здесь выставки, встречи, поэтические вечера. Есть люди, которые со временем становятся друзьями. Недавно мы помогали Андрею Бартеневу ставить спектакль «Три сестры» по Чехову. Мне нравятся его взгляды, его работы.

В свое время издавали «Историю специальных служб в России X–XX веков». Авторы книги являются крупными специалистами по данной теме. Наши отношения тоже перешли в дружбу. Мы с женой и детьми даже брали у них уроки безопасности. Они нас провозили по всей Москве и объясняли ситуации, связанные с угрозами терроризма. Это был целый курс. Так открываются вещи, которые вчера еще были для тебя совершенно неожиданными.

Очень много людей на самом деле. Например, дизайнеры этой квартиры – один итальянец, а другой русский. Они тоже стали моими друзьями, потому что мы прошли путь созидания.

Дружбу делает совместное созидание: не времяпрепровождение, а созидание. Это может быть работа над книгой, архитектурным проектом, спектаклем. У нас самая артистическая труппа в издательском мире. Спектакли, поставленные в честь юбилеев издательства, – это же целая история, которая для нас открывает другие возможности. Те, кто вчера были твоими сотрудниками, после спектакля становятся друзьями.

– С. З.: Можно поинтересоваться Вашей семьей, детьми? Они продолжают Ваше дело?

– С. М.: У меня прекрасная семья (улыбается). С женой мы познакомились в вузе – вместе учились в Полиграфическом институте. Она была на курс младше меня, и я за нее писал курсовые работы; теперь она помогает мне.

Старший сын Денис открыл бизнес по торговле туристическим оборудованием; младший, Борис, создает собственные издательские проекты, в том числе успешную компанию «Книга вслух».

– С. З.: Помимо работы, книг у Вас есть еще и много других увлечений. Например, спорт.

– С. М.: В молодости серьезно увлекался легкой атлетикой, был чемпионом Москвы.

У меня много увлечений было и осталось – это и горные лыжи, и дайвинг (мы объехали с друзьями с этим увлечением полмира), сплавы, велосипед, курсы капитанов парусных яхт, мотоцикл и др.

Сейчас меня серьезно захватили занятия танцами. Лет восемь назад моя приятельница пригласила меня в школу танцев посмотреть, как она танцует. Я начал заниматься. У меня были профессиональные партнерши, я шил профессиональные костюмы для выступлений. Это отдельная история, немножко гламурно-смешная.

– С. З.: А какие танцы?

– С. М.: Я неплохо танцую латиноамериканские танцы, сальсу. Очень неплохо танцую аргентинское танго. Раза два в неделю хожу на занятия, на милонги.

– Г. Г.: Это отдушина от работы?

– С. М.: Конечно. Что такое фитнес, куда сегодня многие ходят (и я иногда захаживаю тоже)? Это переключение мозгов на что‑то другое. Ты не можешь все время только работать, работать и работать. Мне очень нравится работать, я получаю от работы удовольствие, но переключения дают новые возможности.

Недавно я стал брать уроки пения, купил электронное фортепиано. Это совершенно другой мир. По воскресеньям ко мне приходит преподаватель пения, мы поем, она открывает мне новый мир звуков, голоса. Эти открытия – они совершенно другого, фантастического уровня.

– С. З.: Что Вы поете?

– С. М.: Мое высшее достижение на сегодняшний день, так как я никогда не пел раньше, – Leonard Cohen «Dance me to the end of love». Была у него такая гениальная песня. Это то, с чем я уже могу на каком‑то уровне выступать. И «Звездочка моя ясная» (смеются).

– Г. Г.: Что для Вас пение, что оно дает?

– С. М.: Оно дает возможность понимать, что ты можешь открыть в себе еще что‑то. Я всегда хотел научиться петь, но мне казалось, что это невозможно. Ан нет, возможно…

Один мой хороший знакомый, известный человек, в свое время сказал, что хочет сесть на шпагат. Я говорю: «Для чего? Зачем тебе садиться на шпагат?». Через год он мне показывает фотографию, где сидит на шпагате. Он сделал это. Когда ты понимаешь: «Да, могу», – ты идешь дальше…

– С. З.: Вы поднимались в горы?

– С. М.: Я поднимался на вулкан на Камчатке. Смешная история. Мы честно готовились к подъему. Нас разбудили в три утра. Мы были экипированы так, как будто поднимаемся на Джомолунгму. Тяжело шли, час четыре, уже начинало припекать солнце. К кратеру буквально подползали. Вдруг я поднимаю голову и смотрю: мне навстречу идет процессия из двух девушек чуть ли не в босоножках и двух полупьяных ребят. Я говорю: «Ребята, вы как?!» А они отвечают: «Да мы на уикенд ходили». Ты думаешь: вот оно, ты преодолел, – а потом понимаешь, что для некоторых это вообще как на прогулку сходить. То, что для тебя казалось значимым, тут же становится обыденным…

– Г. Г.: А настоящие горы? Кавказ или Тибет?

– С. М.: Я был там, но в горы не поднимался. На лыжах с удовольствием на подъемнике поднимаюсь и катаюсь, но восхождения не делал. Хотел в прошлом году подняться на Эльбрус, но что‑то не случилось. У меня очень много приятелей-экстремалов. Они всё время куда‑то зовут и приглашают.

– Г. Г.: Горы‑то чем еще прекрасны? Ты можешь испытать самого себя достаточно серьезно. Те же Гималаи – там есть места, где можно спокойно подняться, но это тяжело физически именно из‑за давления, из‑за разреженности воздуха. Ты пересиливаешь самого себя, переступаешь через свои пороги.

– С. М.: Для меня это не представляется ценностью – переступать через самого себя, пересиливать. Если у тебя из ушей идет кровь, а ты идешь туда… Самое главное преодоление – это преодоление своего раздражения, своего эго, своего отношения к людям. Главное преодоление – разделить результативность и процессы. Это очень важная задача. Мы даже от своих сотрудников требуем результата. Мы считаем: если ты принял эту работу, то необходимы результаты. Если ты нерезультативен – это плохо. И в бизнесе, и в отношениях должен быть результат. Ты выбрал то, что должно дать результат, и идешь до конца. Но если ты во всем ищешь только результат, то это может сделать тебя crazy. Тогда ты не в состоянии наслаждаться процессом.

– Г. Г.: Что важнее для Вас – процесс или результат?

– С. М.: Это надо разделять. В некоторых моих действиях для меня важен результат, в некоторых – процесс. Здесь четкое разделение должно быть. Я не могу выходить на соревнования по бегу, где для меня главное – пробежаться. Для меня важно достигнуть какого‑то результата. Я не могу идти на милонгу, на танцы, если считаю, что для меня главное – это результат. Для меня главное – процесс: получить удовольствие от музыки, от танца.

– С. З.: Вы нашли свою гармонию?

– С. М.: Порой я улавливаю ее.

Издатели – люди удивительные. Жизнь их сталкивает с огромным количеством интереснейших людей, они имеют возможность общаться со многими писателями, принимать участие в создании книги, определять судьбу произведений, открывать новые имена – ни одна другая профессия не сравнится с ней.

Издатели имеют возможность общаться с лю­дьми, которых ты видишь по телевизору, чьи книги читаешь в библиотеках. Я помню, в советское время работать в издательстве считалось эталоном успеха. Издатель-профессионал – это очень высоко, очень круто. Я, например, получаю полное удовольствие от того, чем занимаюсь.

– Г. Г.: Может быть, сегодня есть какая‑то наша недоработка: мы не смогли обществу объяснить то, о чем Вы сейчас говорите, что издатель – это круто? Многие начинают воспринимать издателей как обычных коммерсантов, наживающихся на читателе.

– С. М.: Издержки капитализма. Но возможность сегодня читать любимые книги – это заслуга издателя.

– Г. Г.: Вы любите готовить? Кто дома готовит?

– С. М.: Наверное, из меня мог бы получиться хороший повар, но у меня времени на это нет. У меня прекрасно получается запеченное мясо, запеченные овощи. Я могу готовить птицу, рыбу. Я вообще могу готовить всё, потому что в приготовлении еды присутствует творчество. Ты берешь рецепт, пробегаешь, что называется, по диагонали и дальше начинаешь сочинять свое блюдо. В этом рецепт индивидуальности. Я думаю, что в любви, в еде, в молитве – везде ты можешь быть уникален.

– Г. Г.: Что такое «молишься» для Вас? Вы религиозный человек?

– С. М.: Я бываю в церкви, но я не могу сказать, что я религиозный человек… Как сказал один философ: «В бога нельзя верить или не верить. Бога можно только познать».

– Г. Г.: Вы себя определяете к какой‑то конфессии?

– С. М.: Я православного вероисповедания. Но мое познание идет разными путями. Книги в этом познании занимают не последнее место. Я знаю достаточно много молитв, мантр. Одна из моих любимых – молитва старцев Оптиной пустыни.

– Г. Г.: Я как раз был первым издателем этой молитвы.

– С. М.: Серьезно? Я считаю ее молитвой-медитацией, молитвой, затрагивающей душу. Я однажды разговаривал с женщиной-кор­рес­пон­дентом. Речь зашла о книгах. Она говорит: «Вы знаете, я была в больнице – мне было так плохо! Ко мне никто не приходил. И мне попалась в руки книжка – я сейчас не помню, как она называется. “Мосты…” что‑то там». Я говорю: «Мосты округа Мэдисон»? (Я был первым издателем этой книги.) Она говорит: «Да, “Мосты округа Мэдисон”. Вы знаете, она меня вытащила с того света». Книги, как и молитвы, способны творить чудеса.

– С. З.: Что Вы сейчас читаете или прочли недавно?

– С. М.: Я могу сказать, что прочитал за последние полгода: Джеймс Клавелл «Тай-Пэн», Мастер Чэнь «Любимый ястреб дома Аббаса», Юрий Герчук «История графики и искусства книги», Элизабет Гилберт «Происхождение всех вещей», Рюта Кавашима «Японская система развития интеллекта и памяти», Роберт Хьюз «Достать луну», Бернар Вербер «Третье человечество», Герман Греф «Слон на танцполе», Иван Бунин «Жизнь Арсеньева», Александра Крючкова «Мои любимые стихи», Максим Шаттам «Обитель зла», Александр Мясников «Как прожить больше 50 лет», Стенли Уолперт «Индия. История, культура, философия», Стивен Хокинг «Краткая история времени», Михаил Агеев «Роман с кокаином», Акунин* «История российского государства», и сейчас на столе список из 50 книг, обязательных к прочтению.

– С. З.: Что из прочитанного Вас поразило, заставило глубоко задуматься?

– С. М.: Стивен Хокинг. Его книга о Вселенной, ее зарождении. Понимание, что ученые сегодня знают, как Вселенная живет после Взрыва, но они не знают, как она жила до Взрыва. Вопрос, был ли Бог до Взрыва и «был ли у Бога, как говорил Эйнштейн, какой‑нибудь выбор, когда он создавал Вселенную». Теория Большого взрыва и волнообразное развитие Вселенной, которая продолжает расширяться…

– С. З.: Сергей, судя, по интерьеру Вашей квартиры, Вы увлечены живописью?

– С. М.: Да, недавно у меня была выставка картин Сергея Лучишкина. Это художник, который в свое время нарисовал знаменитую работу «Шарик улетел»; она находится в Третьяковке. Когда у меня был антикварный магазинчик, я купил у его племянницы около 50 работ Лучишкина. И всё это свалил на даче. А два года назад разобрал, решил привести в порядок. Прочитал монографию о нем, нанял искусствоведа, который мне классифицировал его работы и создал каталог. Мы сделали выставку.

Время от времени я меняю экспозиции. Два года назад проходила выставка работ современных художников-графиков «Голая правда», в прошлом месяце – новая выставка моего друга, талантливого живописца из Архангельска Дмитрия Трубина. Собирается порой больше 50 гостей…

Художники нуждаются в определенной поддержке. Если есть возможность покупать их работы, это надо делать.

– С. З.: Сергей, Вы могли бы назвать себя счастливым человеком?

– С. М.: Ну, я точно не несчастный человек (улыбается).

– С. З.: Вы так много всего познали, открыли. В чем бы Вы еще хотели себя реализовать, что познать еще?

– С. М.: Недавно я нарисовал картину. Впервые. Я, например, считаю, что человек должен обязательно нарисовать в своей жизни картину, издать свою книгу, исполнить свою песню, станцевать свой танец.

Индийские мыслители не случайно определили гармонию личности как человека, познавшего 64 вида искусства. Это пение, танцы, кулинария, верховая езда, стрельба из лука и т.д. В этих видах не обязательно быть профессионалом и добиваться сверхрезультатов. Но познать их, расширить их круг – это обязательное условие для освоения главного искусства – искусства Любви.

Из 64 видов искусства у меня еще искусств двадцать не познано. Так что есть над чем работать…